Пушкин в жизни - Страница 80

• Предыдущая
• 80 / 215
• Следующая

Вы – нервны… Г-н Нащокин говорил мне, что вы изумительно ленивы.

На прошедшей неделе мы обедали в Английском клобе с Чаадаевым, а после мы и заспорили и крепко о достоинстве стихов Пушкина и других, кои здесь во всю неделю читались всеми, – «На взятие Варшавы» и «Послание клеветникам России». Мы немного нападали на Чаадаева за его мнение о стихах… Александр Пушкин точно сделан биографом Петра I и с хорошим окладом.

Барон Бухгольц пересылал твои письма ко мне в Царское Село Александру (Пушкину); а этот передавал их мне, когда ему заблагорассудится, а иногда не передавал вовсе, и я подозреваю, – прости меня, господи, – что он ими п…л себе з…у, – конечно, по рассеянности.

Мне совестно быть неаккуратным, но я совершенно расстроился: женясь, я думал издерживать втрое против прежнего, вышло вдесятеро. В Москве говорят, что я получаю 10.000 жалования, но я покамест не вижу ни полушки; если буду получать и 4.000, так и то слава богу.

Вскоре по выходе повестей Белкина (серед. октября 1831 г.) я на минуту зашел к Александру Сергеевичу; они лежали у него на столе. Я и не подозревал, что автор их – он сам. – «Какие это повести? И кто этот Белкин?» – спросил я, заглядывая в книгу – «Кто бы он там ни был, а писать повести надо вот этак: просто, коротко и ясно».

Праздновали на квартире Яковлева (в казенном доме на Литейной). Собрались: Илличевский, Корнилов, Стевен, Комовский, Данзас, Корф; Пушкина не было потому только, что (тщательно зачеркнуто: не хотел до 19 октября увидеться с кем-либо из лицейских товарищей первого выпуска) не нашел квартиры.

Вечер у Жуковского. Гнедич, Пушкин и Одоевский – чит. сказки свои смешные и грязные анекдоты – Пушкин что-то очень расстроен.

Пушкин часто переменял квартиры. По приезде из Царского Села в Петербург он съехал с квартиры почти тотчас же, как нанял (она была очень высока), и поселился на Галерной в доме Брискорн.

При приезде они взяли квартиру, которая в конце концов им не понравилась, и они нашли другую на Галерной за 2500 рублей. Моя невестка беременна, но этого еще не видно; она прекрасна и очень мила.

Квартира Пушкина с октября 1831 г. по май 1832 г. была в Галерной улице, дом Брискорн; этот дом был сквозной на Английскую набережную, рядом с ним помещался в то время морской штаб, за которым была английская церковь. В настоящее время дом принадлежит г. Струкову, № 53.

К Пушкину. Сухое свидание. Что ваше дело? В главном правлении цензуры и только. Он только что переехал и разбирается.

Когда Пушкин приехал с женою в Петербург, то они познакомились со всею знатью (посредницею была Загряжская). Графиня Нессельроде, жена министра, раз без ведома Пушкина взяла жену его и повезла на небольшой придворный Аничковский вечер; Пушкина очень понравилась императрице. Но сам Пушкин ужасно был взбешен этим, наговорил грубостей графине и между прочим сказал: «я не хочу, чтоб жена моя ездила туда, где я сам не бываю».

С первого года женитьбы Пушкин узнал нужду, и хотя никто из самых близких не слыхал от него ни единой жалобы, беспокойство о существовании омрачало часто его лицо. Домашние нужды имели большое влияние на нрав его. Вспоминаю, как он, придя к нам, ходил печально по комнате, надув губы и опустив руки в карманы широких панталон, и уныло повторял: «грустно! тоска!» Шутка, острое слово оживляли его электрическою искрою; он громко захохочет и обнаружит ряд белых, прекрасных зубов, которые с толстыми губами были в нем остатками полуарабского происхождения. И вдруг снова, став к камину, шевеля что-нибудь в своих широких карманах, запоет протяжно: «грустно! тоска!» Я уверен, что беспокойствия о будущей судьбе семейства, долги и вечные заботы о существовании были главною причиною той раздражительности, которую он показал в происшествиях, бывших причиною его смерти.

Отец рассказал мне, что как-то вечером, осенью, Пушкин, прислушиваясь к завыванию ветра, вздохнул и сказал: «Как хорошо бы теперь быть в Михайловском! Нигде мне так хорошо не пишется, как осенью в деревне. Что бы нам поехать туда!» У моего отца было имение в Псковской губернии, и он собирался туда для охоты. Он стал звать Пушкина ехать с ним вместе. Услыхав этот разговор, Пушкина воскликнула: «Восхитительное местопребывание! Слушать завывание ветра, бой часов и вытье волков. Ты с ума сошел!» И она залилась слезами к крайнему изумлению моих родителей. Пушкин успокоил ее, говоря, что он только пошутил, что он устоит и против искушения, и против искусителя (моего отца). Тем не менее Пушкина еще некоторое время дулась на моего отца, упрекая его, что он внушает сумасбродные мысли ее супругу.

Когда вдохновение сходило на Пушкина, он запирался в свою комнату, и ни под каким предлогом жена не дерзала переступить порог, тщетно ожидая его в часы завтрака и обеда, чтобы как-нибудь не нарушить прилив творчества. После усидчивой работы он выходил усталый, проголодавшийся, но окрыленный духом, и дома ему не сиделось.

Однажды, кажется, у А. Н. Оленина, Уваров, не любивший Пушкина, гордого и не низкопоклонного, сказал о нем: «Что он хвалится своим происхождением от негра Аннибала, которого продали в Кронштадте (Петру Великому) за бутылку рома!» Булгарин, услыша это, не преминул воспользоваться случаем и повторил в «Северной Пчеле» этот отзыв. Этим объясняются стихи Пушкина «Моя родословная».